Истоки открытости современного обще

Истоки открытости современного общества по отношению к сексу обычно связывают со скандальной литературой: Казанова, Жиль Блаз, маркиз де Сад, Барков, Золя, Мопассан, Миллер и др., вплоть до совре­менной эротической продукции. Однако если говорить о непрерывности дискурса, то можно отметить явную вторичность, например, де Сада, который использует описания плотских грехов из христианских произ­ведений. Конечно, скандальная литература меняет оценку пола с минуса на плюс, но вряд ли в этом можно видеть ее эмансипирующее значение. Роль и функции такого рода литературы остаются прежними: порногра­фия, описание извращений, вообще расширение сферы эротического видеодискурса не выходят за рамки метода производства фантазий, же­ланий, влечений, который существует и совершенствуется на протяже­нии всей истории. Все это необходимо для культивации эротического чувства, энергия которого эксплуатируется культурой, а также для про­изводства образа врага — “мерзкой плоти”, в борьбе с которой укрепля­ется нравственное чувство и обнаруживается значимость моральных норм.

Поэтому для обнаружения качественных изменений в развитии дис­курса о сексуальности следует рассмотреть не столько скандальную, сколько медицинскую, юридическую, педагогическую и т. п. научную литературу, исследующую проблему пола. На ее массив указал М. Фу­ко, обративший внимание на все большие масштабы распространения зародившегося в начале XIX в. рационального объективизированного дискурса о сексе116. Тому были как внешние, так и внутренние причи­ны. Осознание народонаселения как основного общественного богат­ства заставляло более тщательно изучать данные о смерти и рождении, о работе и отдыхе, о здоровом образе жизни и т. п. Кроме того, изме­нения в структуре общественного организма и соответствующий циви-лизационный процесс рационализации и контроля за чувственностью привели к поиску более эффективных, чем прежние (негативные), спо­собов управления, основанных на рекомендациях рациональной жиз­недеятельности. Впервые секс становится объектом не вожделений или запретов, а беспристрастного анализа, осуществленного в присущем эпохе духе меркантилизма. Зачатки такого дискурса встречаются у Ови­дия и Лукреция, они развиваются в медицине, но только в XIX в. эле­менты научного анализа сливаются с моральными и идеологическими нормами, в результате чего возникает качественно новое образование, для которого характерен синтез фигур наслаждения, познания и власти.

Превращение секса в открытую общественную проблему сопрово­ждается образованием специальной полиции нравов, которая уже не просто подавляет, а регулирует сексуальные отношения, выходящие за рамки супружества. Прежде всего возникает потребность в знании, как обстоит дело с сексом, достаточно ли рационально оно организовано, насколько эффективно используются разрешенные каналы удовлетво­рения эротического влечения. Сексуальное просвещение затрагивает не только взрослых, но и детей: читаются публичные лекции, издается специальная литература, педагогика включает разного рода методики и рекомендации по формированию правильных представлений об отно­шениях полов. Началась настоящая охота за детской сексуальностью, которая должна быть искоренена и заменена правильным, научным, общественно значимым и необходимым проявлением секса. Это про­является не только в своеобразной “ортопедии” инфантильных влече­ний и удовлетворений, но и в организации времени и пространства, порядка и формы общения детей и подростков противоположного по­ла. Это реализуется в разделении мужских и женских гимназий, разде­лении спальных комнат и т. п.; продумывается все, даже вплоть до та­ких мелочей, как окраска стен, картины, цветы и занавеси на окнах.

Происходит кардинальное изменение дискурса. Если раньше в хри­стианских обличениях, особенно обращенных к народу, использова­лась довольно откровенная речь, то теперь формируется специальный искусственный язык, понятный посвященным. Историков культуры не­редко смущает довольно откровенная эротика религиозных исповедей и грубый, жесткий, почти лишенный иносказаний язык проповедей. Вряд ли это слушалось, или вряд ли рассматривались изображения обнаженных тел, поджариваемых на адском огне как эротическая продукция. Фи­гуры такого дискурса, скорее, выполняли затормаживающую функцию. Ясно, что новый научный язык не мог пользоваться выработанной лек­сикой — хотя бы по той причине, что буржуазное общество характеризу­ется особой чувствительностью ко всему “природному”. Все, связанное с сексом, загоняется в подполье. Это проявляется не только в том, что о нем говорят, но и в том, что им не занимаются открыто. Однако секс не замалчивался. В обыденном общении был выработан язык иносказания и намеков, а в науке и педагогике — специальная рафинированная коди­фицирующая речь, приспособленная для управления сексуальностью.

Важнейшим этапом развития дискурса о сексе стали психиатрия и психоанализ, поднявшие проблему перверсий. Если раньше разного рода дурачки, юродивые, проявлявшие среди прочих и сексуаль

Результаты (украинский) 1:

Походження сучасного суспільства відкритість до сексу зазвичай асоціюється з скандальних книги: Казанова, Gil Blas, маркіз де Саде, Barkov, Золя, Мопассан, Міллер та інші, до сучасних Еротичні товари. Однак, якщо ми говоримо про спадкоємність дискурсу, там було ясно другорядною роллю, наприклад, де Саде, який використовує описи тілесний гріхи християнських робіт. Звичайно, скандальні літератури заповнює оцінки підлогу з мінус плюс, але навряд чи можна побачити його èmansipiruûŝee значення. Роль і функції такого роду літератури залишаються незмінними: порнографії, опис перверсії, загальне розширення еротичні videodiskursa не виходять за рамки способом виробництва фантазії, бажань, імпульси, який існує та поліпшені протягом всієї історії. Все це необхідно для вирощування еротичних почуттів, енергії, який управляється культуру, а також для вироблення зображенні супротивника, це "потворним", який зміцнює морального сенсу і значення моральних норм.Поэтому для обнаружения качественных изменений в развитии дис­курса о сексуальности следует рассмотреть не столько скандальную, сколько медицинскую, юридическую, педагогическую и т. п. научную литературу, исследующую проблему пола. На ее массив указал М. Фу­ко, обративший внимание на все большие масштабы распространения зародившегося в начале XIX в. рационального объективизированного дискурса о сексе116. Тому были как внешние, так и внутренние причи­ны. Осознание народонаселения как основного общественного богат­ства заставляло более тщательно изучать данные о смерти и рождении, о работе и отдыхе, о здоровом образе жизни и т. п. Кроме того, изме­нения в структуре общественного организма и соответствующий циви-лизационный процесс рационализации и контроля за чувственностью привели к поиску более эффективных, чем прежние (негативные), спо­собов управления, основанных на рекомендациях рациональной жиз­недеятельности. Впервые секс становится объектом не вожделений или запретов, а беспристрастного анализа, осуществленного в присущем эпохе духе меркантилизма. Зачатки такого дискурса встречаются у Ови­дия и Лукреция, они развиваются в медицине, но только в XIX в. эле­менты научного анализа сливаются с моральными и идеологическими нормами, в результате чего возникает качественно новое образование, для которого характерен синтез фигур наслаждения, познания и власти.Превращение секса в открытую общественную проблему сопрово­ждается образованием специальной полиции нравов, которая уже не просто подавляет, а регулирует сексуальные отношения, выходящие за рамки супружества. Прежде всего возникает потребность в знании, как обстоит дело с сексом, достаточно ли рационально оно организовано, насколько эффективно используются разрешенные каналы удовлетво­рения эротического влечения. Сексуальное просвещение затрагивает не только взрослых, но и детей: читаются публичные лекции, издается специальная литература, педагогика включает разного рода методики и рекомендации по формированию правильных представлений об отно­шениях полов. Началась настоящая охота за детской сексуальностью, которая должна быть искоренена и заменена правильным, научным, общественно значимым и необходимым проявлением секса. Это про­является не только в своеобразной “ортопедии” инфантильных влече­ний и удовлетворений, но и в организации времени и пространства, порядка и формы общения детей и подростков противоположного по­ла. Это реализуется в разделении мужских и женских гимназий, разде­лении спальных комнат и т. п.; продумывается все, даже вплоть до та­ких мелочей, как окраска стен, картины, цветы и занавеси на окнах.
Происходит кардинальное изменение дискурса. Если раньше в хри­стианских обличениях, особенно обращенных к народу, использова­лась довольно откровенная речь, то теперь формируется специальный искусственный язык, понятный посвященным. Историков культуры не­редко смущает довольно откровенная эротика религиозных исповедей и грубый, жесткий, почти лишенный иносказаний язык проповедей. Вряд ли это слушалось, или вряд ли рассматривались изображения обнаженных тел, поджариваемых на адском огне как эротическая продукция. Фи­гуры такого дискурса, скорее, выполняли затормаживающую функцию. Ясно, что новый научный язык не мог пользоваться выработанной лек­сикой — хотя бы по той причине, что буржуазное общество характеризу­ется особой чувствительностью ко всему “природному”. Все, связанное с сексом, загоняется в подполье. Это проявляется не только в том, что о нем говорят, но и в том, что им не занимаются открыто. Однако секс не замалчивался. В обыденном общении был выработан язык иносказания и намеков, а в науке и педагогике — специальная рафинированная коди­фицирующая речь, приспособленная для управления сексуальностью.

Важнейшим этапом развития дискурса о сексе стали психиатрия и психоанализ, поднявшие проблему перверсий. Если раньше разного рода дурачки, юродивые, проявлявшие среди прочих и сексуаль

Результаты (украинский) 2:

Витоки відкритості сучасного суспільства по відношенню до сексу зазвичай пов'язують зі скандальною літературою: Казанова, Жиль Блаз, маркіз де Сад, Барков, Золя, Мопассан, Міллер і ін., Аж до сучасної еротичної продукції. Однак якщо говорити про безперервність дискурсу, то можна відзначити явну вторинність, наприклад, де Сада, який використовує описи плотських гріхів з християнських творів. Звичайно, скандальна література змінює оцінку статі з мінуса на плюс, але навряд чи в цьому можна бачити її емансіпіруется значення. Роль і функції такого роду літератури залишаються незмінними: порнографія, опис збочень, взагалі розширення сфери еротичного відеодіскурса не виходять за рамки методу виробництва фантазій, бажань, потягів, який існує і вдосконалюється на протязі всієї історії. Все це необхідно для культивації еротичного почуття, енергія якого експлуатується культурою, а також для виробництва образу ворога - "мерзенної плоті", в боротьбі з якою зміцнюється моральне почуття і виявляється значимість моральних норм. Тому для виявлення якісних змін у розвитку дискурсу про сексуальність слід розглянути не так скандальну, скільки медичну, юридичну, педагогічну і т. п. наукову літературу, що досліджує проблему статі. На її масив вказав М. Фуко, який звернув увагу на все більших масштабів поширення зародився на початку XIX ст. раціонального об'єктивізованих дискурсу про сексе116. Тому були як зовнішні, так і внутрішні причини. Усвідомлення народонаселення як основного суспільного багатства змушувало більш ретельно вивчати дані про смерть і народження, про роботу та відпочинок, про здоровий спосіб життя і т. П. Крім того, зміни в структурі суспільного організму і відповідний цивілізаційних процес раціоналізації і контролю за чуттєвістю привели до пошуку більш ефективних, ніж попередні (негативні), способів управління, заснованих на рекомендаціях раціональної життєдіяльності. Вперше секс стає об'єкт не жадань або заборон, а неупередженого аналізу, здійсненого в притаманному епосі дусі меркантилізму. Зачатки такого дискурсу зустрічаються у Овідія і Лукреція, вони розвиваються в медицині, але тільки в XIX в. елементи наукового аналізу зливаються з моральними та ідеологічними нормами, в результаті чого виникає якісно нове утворення, для якого характерний синтез фігур насолоди, пізнання і влади. Перетворення сексу в відкриту громадську проблему супроводжується утворенням спеціальної поліції моралі, яка вже не просто пригнічує, а регулює сексуальні відносини, що виходять за рамки шлюбу. Перш за все виникає потреба в знанні, як йде справа з сексом, чи достатньо раціонально воно організовано, наскільки ефективно використовуються дозволені канали задоволення еротичного потягу. Сексуальна освіта зачіпає не лише дорослих, а й дітей: читаються публічні лекції, видається спеціальна література, педагогіка включає різного роду методики і рекомендації по формуванню правильних уявлень про стосунки статей. Почалося справжнє полювання за дитячою сексуальністю, яка повинна бути викорінена і замінена правильним, науковим, суспільно значущим і необхідним проявом сексу. Це проявляється не тільки в своєрідною "ортопедії" інфантильних потягів і задоволень, але і в організації часу і простору, порядку і форми спілкування дітей і підлітків протилежної статі. Це реалізується в поділі чоловічих і жіночих гімназій, поділі спальних кімнат і т. П .; продумується все, навіть аж до таких дрібниць, як фарбування стін, картини, квіти і фіранки на вікнах. Відбувається кардинальна зміна дискурсу. Якщо раніше в християнських викриттях, особливо звернених до народу, використовувалася досить відверта мова, то тепер формується спеціальний штучну мову, зрозумілий присвяченим. Істориків культури нерідко бентежить досить відверта еротика релігійних сповідей і грубий, жорсткий, майже позбавлений іносказань мову проповідей. Навряд чи це слухалася, або навряд чи розглядалися зображення оголених тіл, присмажуватися на пекельному вогні як еротична продукція. Фігури такого дискурсу, швидше, виконували загальмовує функцію. Ясно, що новий науковий язик не міг користуватися виробленої лексикою - хоча б з тієї причини, що буржуазне суспільство характеризується особливою чутливістю до всього "природному". Все, пов'язане з сексом, заганяється в підпілля. Це проявляється не тільки в тому, що про нього говорять, але і в тому, що їм не займаються відкрито. Однак секс не замовчувався. У повсякденному спілкуванні був вироблений мову іносказання і натяків, а в науці та педагогіці - спеціальна рафінована кодифікує мова, пристосована для управління сексуальністю. Найважливішим етапом розвитку дискурсу про секс стали психіатрія і психоаналіз, які підняли проблему перверсій. Якщо раніше різного роду дурники, юродиві, які демонстрували серед інших і сексуальної